Наука в Сибири
N 13 (2548)
1 апреля 2006 г.

ЕСТЬ НЕПОКОЙ В ХАРАКТЕРЕ ТВОЕМ

Заведующему лабораторией Института неорганической химии СО РАН доктору химических наук Владиславу ТОРГОВУ присвоено звание «Заслуженный деятель науки Российской Федерации».

Л. Юдина, «НВС»

Трудовой стаж Владислава Германовича в Сибирском отделении почти совпадает с возрастом СО РАН. В ИНХе он — истинный патриарх, дольше него в институте никто не работает: в трудовой книжке В. Торгова значится — «принят на должность старшего лаборанта 1 января 1958 года».

Но долгий временной отрезок пребывания в одной географической точке, на определенном «объекте» не воспринимается как монотонный обстоятельный хронометраж повседневных дел и событий. Эти годы, окрашенные, кажется, во все цвета радуги, пролетели, как единый миг, промчались, оставляя отметки в памяти.

Десант из молодых специалистов (трое окончили престижный МГУ, трое — знаменитую «Менделеевку», немного снобы и чуть-чуть романтики) прибыл из Москвы в замороженную, засыпанную снегом Сибирь, чтобы покорить ее и делать здесь настоящую большую науку. Отправлял их из столицы и напутствовал сам академик Михаил Алексеевич Лаврентьев.

У В. Торгова среди немногочисленного багажа имелись два особо ценных ящика со стеклянной химической посудой, чтобы без промедления начать благородный труд на научной ниве. Тема исследований была определена окончательно — модное по тем временам (сохранившее актуальность и поныне) экстракционное направление: разделение редкоземельных элементов методом экстракции.

Об Академгородке 60-х сегодня складывают легенды. Многое в нем было такого, что отличало от других мест обитания, и прежде всего — дух свободомыслия, атмосфера творчества, узы братства. И даже «дух мятежный» воспринимался как явление вполне допустимое и даже закономерное. Молодые в любую минуту готовы были встать на борьбу с несправедливостью, явной или кажущейся. «Есть непокой в характере твоем», — сказано о таких, как они.

— Владислав Германович, полагаю, первые годы пребывания в Сибири, наложившие отпечаток на всю дальнейшую жизнь, можно выделить в отдельный этап?

— Вся наша жизнь — как столбовая дорога, переход от одного этапа к другому. И, конечно, многое зависит от того, удачным ли был старт. Сейчас совершенно точно могу заявить — удачным. Формирование института шло согласно гуманным принципам. Корифеев в ИНХе было не так много, в основном, молодые, довольно самоуверенные люди, которые очень хотели хорошо работать и непременно на современном оборудовании. Очень самостоятельный был народ!

И хотя не было ни подходящей аппаратуры, ни помещений, трудности воспринимались как временное явление, преодолевать которые — в характере молодежи. Мы брались за любую работу — грузили, скребли, мыли, не требуя никакой платы за сверхурочную работу не по специальности, за неквалифицированный труд.

Правда, случалось, бузили (в основном, на моральные темы) и даже входили в конфликт с администрацией. В силу моего беспокойного характера молодежь поставила меня во главе институтского профсоюза.

Убежден: в том, что коллектив ИНХа стал крепким, сплоченным, высокопрофессиональным во многом заслуга его первых сотрудников — корни явления уходят в те далекие годы.

— А какие успехи фиксировались на научной ниве?

— Многие работы обращали на себя внимание. В 61-м, на I молодежной конференции СО РАН я выступил с докладом об экстракционном разделении редкоземельных элементов, отмеченном грамотой Обкома комсомола. В 1964-м защитил кандидатскую.

Об институте заговорили и за пределами Сибирского отделения. Разработки ИНХа, в частности, по экстракции (направление возглавлял директор института академик А. В. Николаев) расходились по стране.

В те годы было принято постановление ЦК КПСС о передаче опыта предприятий среднего машиностроения в цветную металлургию. Экстракционные методы и технологии как раз и были «камнем преткновения». Их широко использовали и используют до сих пор на радиохимических производствах. Опыт этот и предстояло освоить другой отрасли промышленности. Создавались соответствующие службы. Анатолия Васильевича назначили председателем одной из секций вновь организованного при Госкомитете научного Совета по экстракции и сорбции. Он предложил мне стать его помощником — ученым секретарем.

Начался новый этап в моей жизни. Я уже был старшим научным сотрудником, однако, много времени в течение почти семи лет было занято разного рода организационными делами. Участвовал в создании в Новосибирске «Гидроцветмета», мотался по стране — по ведущим предприятиям цветной металлургии России, Узбекистана и Казахстана, что, несомненно, пошло мне на пользу.

— Ездили по промышленным предприятиям с определенной миссией?

— Проблем хватало! На многих из заводов использовали предложенные ИНХом технологии и методы, и важно было знать, как работают они и какие коррективы следует внести.

На научную работу у меня оставалось совсем мало времени, а пора было браться за докторскую — к этому подталкивал и академик Николаев. Полномочия ученого секретаря секции Совета по экстракции и сорбции я с себя сложил и вплотную занялся диссертацией, тема которой — координационная экстракция металлов. Под моим руководством тогда уже защитили кандидатские диссертации четыре сотрудника (на сегодня подготовлены два доктора и 11 кандидатов), на счету было 20 внедренных и несколько перспективных разработок на выходе.

— С защитой проблем не было?

— Были проблемы! Защищался я в 1977-м, когда в очередной раз было решено, что с ученых надо спрашивать построже, а то они, дескать, не в ту сторону идут. ВАК свирепствовал, многие работы «морили», многие — отклоняли.

А поскольку характер у меня — вы уже поняли какой, желающих «уесть» Торгова было предостаточно. Диссертацию отправили на отзыв известному ученому, с которым мы постоянно дискутировали. В отзыве он отметил, что работа — очень хорошая, а сам диссертант — не очень. Меня вызвали на ковер в ВАК, откуда я вышел, как утверждали очевидцы, бледно-серого цвета. Но — с победой!

— Много у вас в жизни было острых ощущений?

— Я даже два дня был директором института!

— Отчего так непродолжительно?

— История такова. Руководство ИНХ и Красноярский крайком предложили мне возглавить в Красноярске Институт химии и химической технологии. Я очень сомневался — принять или не принять предложение. С одной стороны, льстит самолюбию, должность уважаемая, престижная. К тому же в Красноярске у меня друзья, настойчиво зовут. Но, с другой стороны, сросся с Академгородком, с ИНХом. Расставание — тяжелейшее из испытаний.

И все-таки поддался на уговоры, согласился. Два дня директорствовал и думал при этом: «А почему меня не приглашают к Борескову?» Георгий Константинович, главный химик Сибирского отделения, обязательно благословлял, давал добро при назначении на такой пост. Оказывается, пока я раздумывал, вопрос перерешили. И я впервые со всей полнотой ощутил, что такое гора с плеч.

— Вы довольно длительное время были заместителем директора ИНХа?

— Где-то лет шесть. И скажу честно, целиком отдавался институтским делам. На должности зам. директора были в то время Борис Иванович Пещевицкий, Лев Николаевич Мазалов, Игорь Елисеевич Пауков, и все работали самоотверженно. Для нас всегда была важна репутация института, его престиж, наконец, доброе имя ИНХа. И мы ему служили честно. Институт славился тем, что в нем дружный коллектив, много талантов, кипит культурная, спортивная жизнь, и администрацией этот стиль всегда поддерживался.

— У каждого из замов при всем при этом был свой круг обязанностей. Вы за что отвечали?

— За договорную деятельность. У ИНХа было много контактов с промышленностью, но следовало налаживать новые связи, чем я и занимался. Говорят, довольно успешно.

— Отчего же оставили должность?

— Все та же юношеская страсть к борьбе за справедливость! Зато после смог полностью сосредоточиться на интересах своей лаборатории экстракции химических процессов.

— Известно, что лаборатория ваша в содружестве с коллегами сделала много полезного. Вот, например, читаю в одной из бумаг: «При активном участии В. Г. Торгова был организован выпуск крупных партий нефтяных сульфидов и сульфоксидов, внедрена технология получения редкого металла, разработаны и прошли укрупненные испытания гидрометаллургические схемы переработки концентратов благородных металлов на основе первичного и вторичного сырья. А также процессы коллективного извлечения и разделения тантала и ниобия, молибдена и вольфрама, серебра и палладия из различных типов технологических растворов. Экстракционные способы извлечения золота, платиновых и редких металлов были применены для разработки комплекса экстракционно-инструментальных методик определения низких (вплоть до кларковых) содержаний этих металлов в разнообразных природных и технологических объектах, объектах окружающей среды и для анализа высокочистых металлов на микропримеси, которые используются во многих (более 50) геологических организациях, в цветной металлургии и других ведомствах».

— Эти результаты я бы отнес ко второму периоду научной жизни. Последние пять лет занимаемся еще одной серьезной проблемой — повышением экологической безопасности обращения с радиоактивными отходами.

— А как же эта проблема связана с тематикой, которой занимались прежде?

— Напрямую. По данным МАГАТЭ, к 2030 году накопленные запасы осколочных платиноидов, в частности, наиболее дорогостоящего родия в отработанном ядерном топливе будут сопоставимы с запасами в минеральном сырье. В действующих радиохимических технологиях осколочные благородные металлы находятся в жидких радиоактивных отходах. Нами выполнен цикл исследований по разработке научных основ экстракционного выделения осколочных платиноидов (рутений, родий, палладий) из жидких отходов регенерации отработанного ядерного топлива атомных электростанций.

Тут что еще существенно. Предварительное выделение осколочных платиноидов, помимо сохранения перспективного и альтернативного источника платиноидов (3-30 кг/т), повышает экологическую безопасность при обращении с жидкими отходами при их остекловывании и захоронении. Нерешенных вопросов в этой сфере еще множество — во всем мире к ним приковано внимание. Главные задачи: фракционирование радиоактивных отходов с целью их дальнейшего использования (Cs, Sr, платиноидов), захоронение (актинидов и лантанидов) или превращение радиоактивных изотопов в стабильные (трансмутацию). Над их решением работаем совместно с ведущими организациями Москвы (ВНИИНМ), Санкт-Петербурга (Радиевый институт). Сочетание накопленного в этой области опыта и современных методов исследования дает очень неплохие результаты.

— А зарубежные коллеги в соавторах есть?

— Международное сотрудничество осуществляется с 1997 года. Первым был проект «Коперникус» с участием Франции, Италии и нескольких российских и украинских институтов. Затем — два проекта МНТЦ. В настоящее время выполняется интеграционный проект совместно с ИОХ НАН Украины.

Но проблема фракционирования радиоактивных отходов — долгоживущая, комплексная, требующая совместных исследований ученых многих специальностей. В нее необходимо вкладывать деньги, и немалые. Сами знаете — коль заходит речь о финансировании, сразу выстраивается полоса препятствий, которую сложно преодолеть.

— Владислав Германович, все хочу спросить: характер за эти годы стал более управляемым, спокойным?

— Признаюсь, не стал! Не получается, хотя уговариваю себя не принимать все близко к сердцу. Но… Иной раз сижу на Ученом совете, слушаю, постепенно накаляюсь. Уговариваю себя: «Спокойно, спокойно, я ни во что не вмешиваюсь…». Но бесполезно. Свою точку зрения стараюсь отстаивать до конца.

* * *

Когда заговорила с директором Института неорганической химии доктором химических наук Владимиром Петровичем Фединым о Владиславе Германовиче, тот выразился однозначно: «Это один из самых нужных в институте людей. Всегда активен, инициативен, принципиален».

Фото В. Бякина
стр. 6