Линов Эдуард Дмитриевич (07.11.1937, Кемерово – 10.12.2007, Новосибирск)
Период работы в ИНХе: май 1965 – декабрь 2007.

Научный сотрудник Лаборатории электрохимии растворов.

    

Научный сотрудник Лаборатории электрохимии растворов, возглавляемой д.х.н. П.А. Крюковым. В течение семи лет возглавлял отраслевую лабораторию ЦНИИ информации при Президиуме СО РАН. О своей работе в лаборатории д.х.н. П.А. Крюкова Линов Э.Д. рассказал в Воспоминаниях о своем руководителе, опубликованных в рубрике «Люди – легенды». 

 

Воспоминания Людмилы Анатольевны Павлюк
Слово о друге

Неправда, друг не умирает, 
Лишь рядом быть перестаёт…

Константин Симонов

Линов Эдуард Дмитриевич, наш Эдик… 7 ноября 2021 года ему исполнилось бы 84 года, но уже 14 лет его нет с нами. Не верится, не может быть, ведь стариком он так и не стал… Каждый день вспоминаются его афоризмы, шутки, стихи.

Весной 1965 года он стремительно, подобно солнечному лучу или свежему ветру, ворвался в жизнь нашей экстремальной и по названию, и по сути выполнявшихся работ, лаборатории высоких давлений, которую возглавлял д.х.н.  Петр Алексеевич Крюков.

Светлоглазый, «ладно скроенный и прочно сшитый», с милой, немножко застенчивой улыбкой на прекрасном лице. Остроумный, с тонким чувством юмора, умеющий самое язвительное замечание шефа превратить в лёгкую шутку. Эдик быстро и, казалось, навсегда вошёл в жизнь лаборатории (а затем и Института), стал всеобщим любимцем.

Не будучи чистым химиком, а, скорее, «технарём» по образованию, он быстро овладел довольно сложной техникой исследования растворов электролитов при довольно высоких (до 8000 атмосфер) давлениях и повышенных температурах. Результатом этой работы явились статьи, очень ценимые исследователями в этой области знания, занявшие своё почётное место среди не так уж многочисленных, трудоёмких и сложных, но имеющих большое теоретическое и прикладное значение исследований подобного рода.

 Эдуард не только быстро освоил все тонкости исследований кислотно-основных равновесий растворов электролитов в экстремальных условиях, внёс в них свои инженерные знания, параллельно изучив всю сопутствующую «химическую кухню», но и попутно овладел не изучавшимся им ранее английским языком, свободно переводил нужные статьи, сдал кандидатский экзамен, неплохо владея и немецким языком.

Эдуард писал замечательным бисерным почерком, был чуток к слову, отлично разбирался в литературе, был в курсе всех сколь-нибудь значимых литературных новинок, отлично логически мыслил, интересовался философией, писал стихи и афоризмы, заметки и сценарии, знал массу анекдотов. Часть его литературного наследия удалось оформить в виде «Алтайских этюдов» и «Философии жизни», фотографий и фильмов.

II

Эдуард был гордостью мужской школы в городе Кемерово, чемпионом Кузбасса по лёгкой атлетике, всегда любил спорт во всех его видах, особенно футбол и баскетбол. Постоянно тренировался, был замечательным капитаном сборной ИНХ по футболу, туристом, фотографом, знатоком и ценителем Природы, душой всего коллектива ИНХ. Некоторым сотрудникам он очень напоминал безвременно погибшего Алика Тульского (друга незабвенного Юрия Алексеевича Дядина, без которого так осиротел наш Институт).

Наш требовательный и строгий шеф, Пётр Алексеевич Крюков, был очень привязан к Эдику и нуждался в нём ежедневно и ежечасно. Они и родились в один и тот же день – 7 ноября, в «красный день календаря», но один в начале ХХ века, а другой – в грозном 1937-м году. Эдик шутил, что Пётр Алексеевич предсказал Великую Октябрьскую социалистическую революцию, а он лишь успел присоединиться к ней.

День 7-го Ноября все друзья и коллеги отмечали в гостеприимной и радушной семье Эдика и его жены Геры, куда все шли прямо с демонстрации. Было много шуток, смеха и песен.

Незабываемы наши лабораторные праздники по сценариям Линова. Мы были молоды и счастливы, полны сил и надежд, верили в светлое будущее страны и науки.

Лаборатория наша принимала участие во многих экспедициях: на Камчатку, Байкал, во Владивосток… В очень продолжительную и престижную экспедицию на научно-исследовательском судне «Ломоносов» Пётр Алексеевич взял только Эдика. Там выполнялись гидрохимические исследования морских глубин со специальной аппаратурой. Судно заходило в иностранные порты, в том числе в Италии. Всем друзьям и коллегам Эдик привёз из этого путешествия  удивительные в ту пору сувениры – могоцветные шариковые ручки и модные шуршащие плащи «болоньи», а главное – интересные, с большим юмором рассказы о впечатлениях и приключениях того незабываемого плавания.

III

А вскоре, «по причине, от него не зависящей», Эдик перешёл на работу в ЦНИИ информации, где возглавил целый коллектив сотрудников. Событие это очень огорчило нашу лабораторию. Ушёл неформальный лидер, душа лаборатории.

Изменилось название на «Лабораторию электрохимии растворов», менялась тематика и кадровый состав. Постепенно исчезла с карты ИНХа и сама лаборатория, имевшая в своём арсенале уникальные методики исследования, высокорейтинговые, как сказали бы теперь, статьи, диссертации, дружный и работоспособный коллектив.

В перестроечные времена Эдик вновь вернулся в Институт, но уже в другой коллектив и в другом качестве. Бессменный фотограф всех значимых событий ИНХ, автор сценариев институтских концертов, член редколлегии «Неорганчика». Всё это помимо основной работы. Побывал в Америке, но впечатления от поездки туда были весьма сдержанными, не упивался он ею.

И ещё об одной ипостаси увлечений Эдика нельзя не упомянуть. Каждый год с отрядом друзей-туристов отправлялся он (в качестве «комиссара») в длительные и сложные маршруты турпоходов в тайгу, тундру, пустыню, в Забайкалье.

50-килограммовые рюкзаки, нехоженые тропы, бурные речки с порогами, каменистые, скалистые берега, - всё это по плечу лишь сильным, мужественным, выносливым, понимающим Природу людям. По возвращению – захватывающие рассказы о «экспедиции века» (как называли её редко встречавшиеся аборигены тех мест), слайды и благодарные зрители в зале. Казалось, ребятам из отряда не будет износа, но вышло иначе.

Эдик мужественно преодолевал навалившиеся недуги, работал и даже путешествовал на Алтай. Перенёс две сложнейших операции. Вторая оказалась последней.

10 декабря 2007 года его не стало. Провожал его весь ИНХ.

Незаменимых людей, говорят, нет. Но они среди нас были, есть и будут всегда. Таким был наш Эдик – всесторонне развитый человек, чуткий, добрый, внимательный друг, талантливый организатор, спортсмен, добрый семьянин, Человек с большой буквы.

 

Воспоминания Татьяны Анатольевны Хворостиной
Эдуард Дмитриевич Линов и его «Неорганчик»

Как птица Феникс, наша институтская газета возродилась в конце 90-х годов прошлого века, и возрождение это было обязано подвижничеству, таланту, времени, силам, нервам и терпению Эдуарда Дмитриевича Линова. Он был его вдохновителем, организатором и руководителем.  Это была его возможность поведать о людях института, о его «зачинщиках» и  «продолжателях». Он был человеком коллектива, и сам умел создавать команды.

Со многими ИНХовцами он был знаком с 60-х годов. Многие были ему настоящими друзьями, с которыми он когда-то защищал честь Института в спортивных состязаниях, с которыми отправлялся в далёкие экспедиции.  Его особенно близким другом всегда был Фридрих Васильевич Журко, неизменный участник совместных путешествий, в которые они ходили сначала сами, потом вместе со своими детьми, а потом уже и с внуками.

В нашей стенной газете Эдуард Дмитриевич мог делиться своими мыслями о жизни – и дать другим такой шанс поделиться мыслями. После бурных перестроечных дебатов и выяснений отношений в стенной печати, грозная обличительная сатира и критика «Неорганика», с лёгкой руки Эдуарда Дмитриевича, в возрождённом «Неорганчике» уступила место мягкому юмору, лирике и позитивным процессам в жизни Института: защитам, конференциям, воспоминаниям, походам…

Газета огромных размеров, по 10 больших листов ватмана и больше, непременно выпускалась 4 раза в год: к 8 Марта, ко Дню Химика, к Спортивному празднику и к Новому Году. Мы храбро приколачивали кнопками наш длиннющий свиток к стенам Института; а позднее Эдуард Дмитриевич договорился, чтобы  сделали длинный пробковый стенд для газеты, и мы уже не портили стены, а вешали газету вполне цивилизованно.

На  крохотных плотных листочках для библиотечных каталогов Эдуард Дмитриевич набрасывал обширный план газеты, над которой мы иногда засиживались в «хрустальном зале» до ночи. Эдуард Дмитриевич придумал новые листы-рубрики: «Люди-легенды», «Хроника защит». Мы регулярно оформляли уникальную «Стихохимию» Владимира Васильевича Бакакина, каждый раз открывавшую очередной химический элемент с неожиданно-поэтической стороны. Печатали для газеты и отчаянную лирику Сергея Васильевича Коренева, и шутливо-доброжелательные эпиграммы Виктора Ивановича Косякова.

В листах-фоторепортажах удивляли сотрудников до той поры неизвестные ИНХовские таланты в моделировании и пэтчворке, в графике и ландшафтном дизайне. Мэнээсы, инженеры и руководители лабораторий строчили для газеты заметки и воспоминания. (Правда, Эдуарду Дмитриевичу для этого частенько приходилось везде и всюду буквально преследовать авторов и постоянно взывать к их совести, по поводу обещания выдать материал на-гора к свежему номеру газеты). К юбилейным страницам  выдающихся людей ИНХа Эдуард Дмитриевич кропотливо собирал фотографии, воспоминания, посвящения; а уж «Адрес от «Неорганчика»» всегда писал сам.

В буфете Института мы стали устраивать, по инициативе Эдуарда Дмитриевича, фотоконкурсы, фотовыставки, и просто выставки живописи и графики. Буфет ожил, в нём, по мановению доброй волшебницы - Валентины Николаевны Ивановой,  появилось пианино, и мы с энтузиазмом начали проводить в буфете и поэтические, и музыкальные вечера.

И к каждому номеру газеты Эдуард Дмитриевич готовил свою статью, сочинял афоризмы, преломляющие, отражающие, осмысливающие нашу сегодняшнюю жизнь. Он старался понять и выразить с надеждой и  юмором веяния и тенденции нашей противоречивой, неоднозначной эпохи.

Эдуард Дмитриевич традиционно и неизменно фотографировал все мероприятия Института. Ему всё, что происходило в Институте, было интересно: от международных конференций до праздника для ветеранов и  занятий йогой.

Он вдохновлял сотрудников, порой абсолютно загруженных, выделять время на собственное творчество. Ведь мы живём не ради повседневной рутины, а ради редких мгновений задушевного общения и просветления! Ради творчества.  Давал творческие задания, просил сделать то, что у человека получалось, что доставляло радость, но на что в круговерти жизни хронически не хватало времени. Организовывал других, потому что умел организовать свою регулярную работу сам. Всегда, в любых условиях, в самых экстремальных походах, по будням и праздникам, -  чего бы это ему ни стоило. Работал над словом, над кадром. Вставал в семь утра, писал заметки, или шёл на улицу фотографировать Городок.

В городке он запечатлел, наверное, каждый камешек, все праздники городковские всегда ходил фотографировать – а День Победы особенно. Хотя в последние годы ходить ему из-за больной ноги было нелегко.  И фотографией занимался всерьёз, всю жизнь фотографировал природу, людей, знакомых и незнакомых, - и, до эпохи «Фотолэндов», раздаривал  собственноручно напечатанные пачки снимков. Занимался в фотоклубе «Мудрец», участвовал в его фотовыставках. Очень радовался новому цифровому «Никону», купленному Институтом для его работы.

А подписи, которые он делал к своим фотографиям, тоже становились уникальными афоризмами. Свои снимки с такими подписями он вручал «по случаю» и друзьям, и знакомым. А для «самых-самых» дорогих людей кропотливо изготавливал, как бесценные подарки, толстенные альбомы со своими удивительными фотографиями и шуточно-философскими комментариями к ним.

Было в облике и в душе Эдуарда Дмитриевича нечто благородное, возвышенное, что-то от горного духа той дикой природы, которую он так любил, на которую непременно уезжал на время отпуска.

Есть люди, общение с которыми приподнимает, обогащает. Они не стяжатели, а романтики в глубине души, натуры увлечённые и увлекающие. Они не зацикливаются на чём-то одном, а интересуются многим.  Им нужно от жизни нечто большее, чем просто квалификация, признание, успех, чины, звания и благополучие. Им нужно жить и работать ради чего-то высшего.  

Таким человеком был Эдуард Дмитриевич. Может быть, поэтому его любили, и тянулись к нему все, кто его знал.  Может быть, ещё и потому, что он никогда ни на кого не держал зла, старался каждого понять и оправдать, взирал на людские недостатки и изъяны как бы сверху, с доброй философской улыбкой.

Сказать, что нам не хватает Эдуарда Дмитриевича – это не сказать ничего. Это был близкий, родной по духу человек. «Неорганчик» - это его плоть и его кровь, его идея, его детище. Мы не могли не продолжить его дело – хотя понимали, что с его уходом из газеты ушла душа.

Думаю, Эдуард Дмитриевич всё равно каким-то образом поддерживает нас, ведь мы каждый раз выпускаем газету – и ради него тоже. Ради всеобщего Возрождения, которое неизбежно наступит.  Ведь Эдуард Дмитриевич в это верил.

 

 

Воспоминания Владимира Баковца

Миновало 14 лет, как мы попрощались с необыкновенным человеком, Эдуардом Дмитриевичем Линовым. Когда я впервые увидел Эдуарда в 1965 году, то был поражен его обликом. Это было, в моем представлении, греко-римское атлетическое совершенство. С таких лиц, как у него, великие художники писали, а скульпторы ваяли лица атлетов. Да и тело его было всесторонне развитым. Наблюдать его бег было неописуемое удовольствие.

Что-то божественно-мудрое  исходило из его глаз. Как оказалось, и характер его был под стать внешнему виду. Хотя, конечно, он был обычным нашим человеком, товарищем, другом. Как я узнал позже и у него были пределы и физических сил и терпения, но в отличие от многих, Эдик и в трудные минуты, не задумываясь, подставлял себя в качестве опоры.  

Не думайте, пожалуйста, что я тут сел на пегаса и развожу поэзию. Совсем нет, я действительно так представлял и ощущал Эдуарда все долгие годы знакомства и я, надеюсь, взаимной дружбы. В принципе я не удивлюсь, если и многие другие из его окружения имели и имеют ощущения, близкие к моим. Что тут скажешь – широкой души был человек. Теперь мы можем поговорить с ним только виртуально через его заметки и дневники, но это и есть светлая память о хорошем человеке.