Фотоархив

Воспоминания. В. Герасимов.

Благосостояние, домашний очаг, общение с близкими являются объектом и источником «личного счастья» и, таким образом, составляют лишь часть классической триады благоденствия:
- доброе здоровье
-личное счастье
-успехи в труде

Последняя составляющая определяется гармонией отношений в коллективе, его внутренним «климатом», общественной жизнью. Здесь проходит большая половина нашей суетной жизни. Известная жизнелюбивая дама Кретя Потачкувна заметила однажды: «Если бы не было работы, то куда же ходить по утрам?»

Именно здесь мы, в меру способностей, дарованных Создателем, сообразуясь с воспитанием и воззрениями, полученными от пращуров и учителей, стяжаем разные блага, звания и регалии, категории и разряды, лелеем свои амбиции или отбываем повинность, созидаем и потребляем. Здесь уготованы нам успехи и радости, промахи и разочарования. Заслуженно или по привходящим обстоятельствам, мало от нас зависящим.

И в любом случае - окрылены мы успехами или, наоборот, ищем отдохновения от тягот государевой службы - мы стремимся к себе подобным для непринужденного времяпрепровождения в неформальной обстановке. Эти важнейшие моменты бытия не предусмотрены распорядком и, естественно, по ходу дела, стихийно, выявляется главный затейник, которому все с готовностью доверяются. Если, конечно, этот затейник соответствует обществу.

В ИНХе с первых лет существования эти функции восприняла Матвеева Нина Никифоровна и почти 30 лет организовывала и украшала наши праздники и вечера, защиты и «симпозии», юбилеи и выезды на базу отдыха. Она имела неотразимый подход к любому, кто мог быть полезен для ее затей. Благодаря ее обаянию и настойчивости, сложилась традиция устраивать зрелища на 23 февраля и 8 марта, собирались под начало Ю.А. Дядина музыканты и исполнители. В разное время она привлекла и вывела на нашу сцену многих сотрудников, которые ко всеобщему изумлению раскрылись неожиданными талантами: В.М. Шульман (фортепьяно), Б.И. Пещевицкий (вокал), солисты М.Ф. Резниченко, Б.С. Смоляков, Э.Д. Линов, В.М. Соколов, Женя Аввакумов, танцоры и чечеточники Коля Одинцов и Слава Ковальчук, хор и кордебалет - П. Дмитриев, В. Федоров, П. Самойлов, В. Саморуков и аз грешный. Это лишь те из многих, которые удержались в памяти. И ныне на нашей сцене мы с восторгом встречаем гвардейцев прежней когорты, любимцев дам, которые воссияли еще при Нине Никифоровне. На 23 февраля обычно учинялись феерии силами прекрасной половины. Там тоже многие блистали, однако постепенно всех затмила 3. Засорина, поскольку мужчины окончательно млели при звуках ее голоса и совершенстве форм. Шалели и безрассудствовали.

Те времена, времена Н. Н. Матвеевой и юности наших нынешних корифеев науки можно назвать золотым веком ИНХа.
Теперь следует ожидать века серебряного, и, кажется, это время приближается.

ЖИЗНЬ ВСЕГДА МОЖНО УКРАСИТЬ. Л. Я. Климина

Нина Никифоровна — личность магнетическая, гений общения. Ты ещё только приближаешься к ней в коридоре ли, в комнате или вообще на улице, а она уже чувствует, как и о чём можно говорить. Все в институте знали её, и она знала всех. Человек сцены, артистка — Нина Никифоровна очень любила и чувствовала зал. А как она умела объединить талантливых людей и увлечь их идеей праздника! Быть может, талантливы все, но только в атмосфере любви и восхищения раскрываются крылья и появляется ощущение полёта. Щедрым талантом восхищения обладала Нина Никифоровна. Возле этой яркой женщины легко творились стихи, вспоминались слова забытых песен и самые озорные фантазии находили понимание. Растормошить человека, вытянуть из будней, убедить его в том, что он может всё — задача не из лёгких, но Нина Никифоровна умела преодолевать сопротивление, и в результате пели и танцевали все.

Внимательная, быстрая, неутомимая, глаза с искоркой, острый взгляд, звонкий голос и уверенность, что жизнь всегда можно украсить — вот такой она живёт в моей памяти.

Воспоминания. Т. Королева

Я узнала Нину Никифоровну в тот период её жизни, когда она стала уже очень известной личностью не только в отделе, возглавляемом Б.И. Пещевицким, но и в Институте. И сейчас, когда всё, что было связано с Ниной Никифоровной, уже поддается осмыслению и анализу, я с уверенностью могу сказать, что Нина Никифоровна была этаким «сибирским самородком», вобравшим в себя, по-моему, так много, что хватило бы и на десятерых.

Приход Нины Никифоровны из глубины сибирской деревни в городок Науки в лучшие годы расцвета Академгородка, наверное, помог ей быстрее раскрыть кладезь замечательных человеческих качеств, которые дремали в ней.

Я уверена, что вклад Нины Никифоровны в жизнь коллектива Института тех лет просто неоценим. Обладая великолепными организационными данными, она была душой многих «собраний». Это и артистка, покорявшая пением под собственный аккомпанемент, это и коллега, умевшая найти (из-под земли достать) всё, что надо ученым, которых она безгранично уважала (а некоторых просто боготворила), это и почти мама для молодых сотрудников, это человек, который мог найти выход из любого самого трудного положения, помочь, даже заставить что-то сделать. И это в любом случае женщина с лучистыми глазами, которая помогала нам во всех начинаниях.

Я уж и не говорю о том, что для Нины Никифоровны одинаково просто было и испечь пирог (радуя нас по поводу и без оного), и смастерить наряд, именно сконструировать, подобрать нужный тон и сшить НЕЧТО, а не просто платье. Меня очень удивляло какое-то её единение с природой, которое, наверное, помогало ей сочинять стихи. Я помню как-то шла за Ниной Никифоровной по лесной тропинке зимой и на подходе к Институту догнала её. Нина Никифоровна вся светилась, глаза сияли, и она сказала: «Послушай, что я по дороге сочинила». И это действительно, были стихи, лирика которых была созвучна тому солнечному зимнему дню.

С ней можно было и спорить, и смеяться, и удивляться чему-то, и восторгаться, и мечтать, и взаимообогащаться.

Эти её качества быть «заводилой», отдавая этому всю себя, не всем приходились по душе. Я думаю, что её не всегда понимали, а часто, видимо, человеческая леность или зависть, или ещё что-то мешали некоторым увидеть то, что составляло её суть истинной женщины со всеми многочисленными гранями (иногда острыми): живым умом (конкретным и практичным), музыкальными талантами, поэтическим даром, искусными руками (во всем, к чему бы она не прикасалась) и чувством юмора, которое спасало её в моменты разочарования.

Она была тем примером, на котором мы учились жизни, учились любить свой Институт как дом родной, учились отделять главное от наносного мусора и уметь не падать духом. Но «зажигать сердца» всегда не просто...

Воспоминания. Е. Макотченко (1987 год)

Коллектив – это тысячи нитей,
Что связали нас вместе – в Одно!
В их сплетение посмотрите
Те, кому это видно дано!
Здесь и нити труда и безделья!
Где-то подлость, а вот правота!
Беззаветное делу служенье,
Разум, творчество и пустота!
Много нитей…
И есть нить Матвеевой
Так теплом и повеяло!

Неразрывно связана была многие годы общественная жизнь нашего института с именем Нины Никифоровны Матвеевой, Она являлась инициатором и двигателем всех праздников, проводимых в ИНХе. Уютные новогодние вечера, теплые концерты для «мужчин» - 23 февраля и для женщин – 8-го марта, незабываемые «праздники песни», традиционные «дни химиков» - можно долго, долго перечислять дела, в которые вкладывала свою душу Нина Никифоровна. Её задорный голос можно было услышать везде: где-то она настаивала, кого-то уговаривала. Обязательно что-то фантазировалось и, если это был пригласительный билет, то в него вкладывалась суть предстоящего события. Она увлекалась и увлекала многих. Думается, все помнят первый праздник песни – это было в День Победы. Весь зал был одно целое – единый хор (о котором она мечтала и мечтает до сих пор, что он был в институте), которым она дирижировала. Одна лаборатории сменяли другие. В памяти нашей лаборатории тоже остались эти вечерние репетиции в конференц-зале, поиск новых и давно забытых песен. «Нам песня стоить и жить помогает» - эти слова как нельзя лучше подходили к тому времени. Забывались неприятности, неисправные приборы, удачные и неудачные опыты. Мы все ПЕЛИ, мы готовились к празднику. Не были забыты и ветераны: Нина Никифоровна постаралась узнать про любимую песню каждого из них, и именно они были исполнены на этом празднике. В этот день торжество момента чувствовалось особенно, так как каждый был его участником.

Талантливый человек, и любое дело, за которое она бралась и берется, кажется, делается само собой. Организатор, умение быть в центре внимания, умение быть внимательной, умение шить, готовить, рисовать, петь, танцевать, играть на гитаре и, наверное мы перечислили не все её таланты и достоинства.

К примеру, случай. В больницу она попала с острым приступом. После нескольких тяжелых дней, после того, как отменили постельный режим (в преддверии праздника медицинского работника), Нина Никифоровна сумела выявить среди больных и «поэтов» и «художников», организовать их, в результате – прекрасная газета в день праздника. Было приятно и больным, и врачам.

Всегда Нина Никифоровна прекрасно выглядит, а её наряды рождались за день до концерта или праздника. Она, как волшебница, из ничего - делает сказку.

Но не стоит думать, что увлекаясь подготовкой к очередному концерту, она забывала про свои обязанности в лаборатории: успевала и доставать реквизиты для нас, и печатать научные статьи, поработать руками. Каждый получал от неё в свой день рождения или какой-то особенный для тебя день - поздравления в стихах. А какие газеты были в нашей лаборатории к праздникам: «Портрет идеального мужчины», «Самоварные страдания» и многие другие, и для всех нас там были теплые слова. А чаи с её прекрасными пирогами? Недаром один из Лабхимкомсоедов, как мы себя называем с её лёгкой руки, в день её рождения писал:

«Коль на кухню пойдет –
Царь-пирог испечёт!
За перо возьмется –
Стих на лист прольется!
А с людьми сойдется,
Да ещё с гитарой,
Песня разольется, веселье разгорится –
В пляс пойдёт и старый!»

Через газету нам хочется выразить Нине Никифоровне Матвеевой пожелания здоровья, оптимизма и всего самого хорошего от имени всех ЛабХимКомСоедов.

История автографа. Макотченко Е.В., с.н.с. лаборатории химии комплексных соединений

Эти слова написаны Ниной Никифоровной Матвеевой двадцать пять лет назад.

Осенью 1988 года институт отмечал в Доме Ученых свою круглую дату. Помнится, было много гостей, речей, поздравлений и традиционный праздничный концерт на "большой" сцене, В конце вечера состоялся аукцион, на котором были выставлены для продажи сборники стихов наших ИНХовских поэтов: В. Бакакина, В Косякова, Э. Линова В. Гришко, К Матвеевой, В. Федорова. Сборники представляли собой самодельно переплетенные листы с машинописными текстами. Их называли одним словом - "самиздат".

На аукционе мы с Валей Афанасьевой, поторговавшись, как и полагалось, выкупили (аж за семь рублей!) для лаборатории сборник Матвеевой Н. Н. под названием: "И жизнь и слезы, и любовь...". После окончания торгов мы разыскали в зале Нину Никифоровну и попросили ее как автора подписать книгу. Долго искали ручку; наконец, нашли. Нина Никифоровна размашисто сделала надпись на первой странице и... расплакалась, после чего нам долго пришлось ее успокаивать. В то время Нина Никиифоровна уже не работала в нашей лаборатории.

В сборнике 104 страницы - сто четыре страницы про жизнь, про слезы, про любовь. Здесь собраны стихи, которые Нина Никифоровна посвящала разным людям, писала к разным событиям и просто по настроению. Больше всего строчек посвящено "ЛабХимКомСоедам", так сокращенно она называли сотрудников лаборатории химии комплексных соединений. Без ее активного участия, без ее поэтического отклика не проходило ни одно заметное событие в лаборатории, Вот пример. В субботу состоялись итоговые лыжные соревнования, на которых наша лаборатория соперничала с лабораторией Моралева. Шла напряженная борьба за каждое очко. Еще бы, ведь в качестве приза за первое место разыгрывался самовар! Уже в понедельник Нина Никифоровна принесла в лабораторию стенгазету с шуточными стихами и рисунками, посвященными этим соревнованиям. Потом по этому поводу были еще и частушки, и другие вирши. Читая их, вспоминаешь, какие тогда были все дружные и веселые! Сейчас замечаешь несовершенство написанных строчек, но все они были написаны искренне, от души. И если кому-то захочется погрузиться в атмосферу воспоминаний о молодости, дружбе, верности и любви - полистайте сборник Н.Н. Матвеевой. Приходите в нашу лабораторию, мы дадим Вам его почитать.

Нина Никифоровна мне запомнилась отзывчивой, доброй, всегда старающейся помочь людям и советом, и делом. Когда в 1971 году мы с Лидой Матюшкиной (Цвелодуб) пришли студентками в лабораторию химии комплексных соединений, то мы сначала робели среди громких имен; Б. И. Пещевицкий, Р. И Новоселов, А В. Беляев, В.И. Белеванцев... И именно Вша Никифоровна старалась как-то по-матерински поддержать нас на первыx порах. С тех далеких лет в памяти остались строчки, написанные Владимиром Ивановичем Белеванцевым:
''Коллектив - это тысячи нитей.
Есть нить и Н. Н Матвеевой.
Сказать, и сразу теплом повеяло..."

Воспоминания. Н. Матвеева, 1987 год

Многое всколыхнулось в моей памяти во время праздничного восьмимартовского концерта. Сама его программа, или, лучше сказать, сценарий, построенный поэтапно (от автора к автору) подталкивали память назад к прошлому, теперь уже ставшему страничкой истории культурной жизни института.

Красочная цифра «25» обозначала, конечно, юбилейную дату. Но чего? Какого именно события? Мне как-то ясным не было. Если именно этого концертного коллектива? Не получается. Эта двадцать второй. Если вообще институтской самодеятельности – то тут только по сохранившимся у меня записям, программам, а они далеко не полные, и то получается 71 концерт.

Из слов ведущего Павла Петровича получается, что … « - Никто уже не помнит, когда и как это началось…»
И тут мне захотелось крикнуть – Помним! Помним! – сдержалась. Подумала, что надо рассказать в конце концерта. И вдруг неожиданная для меня скромность и какое-то чувство неясности притушило мой порыв. И выходит зря. Людям интересно. Звонят, выспрашивают и вот попросили написать.

А было это так.

1960 год. Я еще не работала в ИНХе, но меня пригласили поучаствовать в организации вечера. Из рассказов знаю, что Новый 1960-й встречали на Советской 20. Ноябрьский был в столовой (зеленого цвета, деревянная, на ее месте теперь легковой автопарк). Здесь же встречали и новый 1961-й. И вот он – этот первый в ИНХе концерт самодеятельности. Маленькая наметка-программа вдруг обросла неожиданными номерами. И не удивительно. Все были молоды с еще не забытым багажом юмора и самодеятельности из университетов. И главное – хотели и умели веселиться. Музыка всего вечера – мандолина Ивана Ипатьевича Яковлева и чья-то гитара, которой потом завладела и я. Гвоздем программы были, помню, выступления И.И. Яковлева, Миши Пырьева, Толи Гулина, а реванш взял юный Борис Иванович Пещевицкий.

Долго потом инховцы обсуждали этот вечер, после которого голосами Толи Лукьянова, Ады Беззубенко, Нины и Левы Лесковых, Яковлевых, Пещевицкого обрекли меня на должность вечного затейника. И с марта 1961г. я уже была зачислена в штат института.

Знакомства, состоявшиеся во время подготовки и проведения того памятного вечера, дали возможность отыскать участников концерта, посвященного первому смотру художественной самодеятельности Академгородка. Проходил он в актовом заде института Геологии, некоторое время служившего нашим академовским клубом. Музыкальное оформление – чужое пианино, на котором играла Эля Карасева, а позднее Люся Трушникова. Площадка для репетиций тоже не своя. И все-таки второе место в смотре по СО АН.

И вот, наконец, переезд в свое здание. На саночках, на плечах и плечиках, иногда волоком, иногда и на машине людей груженых караван тянулся к ИНХу. Сколько пищи для юмора, шуток, сценок дал этот переезд и вселение «к себе». А какое настроение и жажда творчества вселилась в нас!

1963 год. Первый концерт в своем доме! Каждый номер готовили втайне даже от остальных участников концерта. Это был принцип Ады Аркадьевны Беззубенко, неутомимой выдумщицы на всякого рода юмор – и добрый и веселый и нередко со шпильками. Она выдумывала, Володя Логвиненко вдохновлял, я творила художества. С 1963 по 1966 год это было, в основном, изо-фото творчество. Светогазеты неизменно вызывали самый большой интерес у всех и, надеюсь, живут еще в памяти ветеранов института.

Много сменялось культоргов МК. Я же всегда оставалась бессменным (то штатным, то внештатным) организатором и участником концертов, и потому они все живут в моей памяти.

Итак, первый концерт для мужчин силами женщин. Возник стихийно. В 10 вечера прибегает ко мне Люся Кочаровская:
-Давай сделаем концерт для мужчин!?
-Ты в своем уже? Ведь 23-е завтра!
-Но впереди целая ночь! У меня вот уже несколько мужских фотографий…
… К 15.00 в день Советской Армии был готов к выпуску с экрана материал с интригующим названием «Как преломляется луч созерцания мужчины в головках женщин ИНХа». И три классических дуэта А. Шунько и А. Федоровой под аккомпанемент В.М. Шульмана.

Добрая память о В.М. Шульмане живет в наших сердцах. Это с его благославения впервые со сцены института запела наша Тоня – теперь признанная певица, лауреат многих конкурсов…

В 1963г. возник первый в СО АН самодеятельный хор. Да еще какой! К.Е. Миронов, П.И. Артюхин, В.Н. Любимов, Б.И. Пещевицкий, А.В. Гулин… Специально упомянула эти всем известные фамилии, а всего в хоре было 23 человека. Первый в СО АН вокальный квартет под руководством Евгения Шунько. Ожесточенная борьба за первое место в конкурсе художественной самодеятельности СО АН, а вернее за первый приз – пианино (до тех пор было чужое – клубное).

1964 год. Ура!!! Пианино наше! Это было накануне Первомая. А ранее – новогодний вечер – карнавал. Потом концерт «На привале» в честь 23 февраля. Женщины в одолженных у солдат стройбата гимнастерках и пилотках исполняли песни военных дорог и солдатский перепляс. Зал был тепло благодарен.

И вот восьмое марта 1964 года. Праздничный митинг сдержанного характера. Приветствия и поздравления детей из детского сада. Мне крепко попало от Б.И. Пещевицкого за то, что самолично (!!!) выбрала удобное для детей время (у нас-то это время – рабочее!) а потом на ковре перед А.В. Николаевым мягкий выговор, чтоб впредь не самовольничала. Потом лабораторные застолья, а потом повеселевшие сотрудники потянулись в зал. Первым пришел утешить меня после выговора Коля Ластушкин с баяном – вдруг кто захочет потанцевать. На звуки пришли Пещевицкий и Богатырев, Опаловский и Яковлев. – Не плач! Всякие вопросы надо разрешать с дирекцией. – А в голосе уже мягкие и добрые нотки: понимали, ведь, что детишкам в иное время нельзя было… Миронов, С. Ларионов, Логвиненко, Гулин, Артюхин… Потом уже был полный зал и танцевали, а вначале именно они. Почему я их запомнила? Да потому, что на сцену поднялся Б.И. Пещевицкий и запел «Скажите девушки подружке вашей». И как он пел! Пел в почти пустом еще зале! И пошло. Один за другим поднимались на сцену тогда просто известные, а теперь уже знатные люди ИНХа. Каждый со своим номером! И с каким мастерством, удалью, юмором!.. Это был стихийно возникший концерт. Н.И. Ластушкин только успевал подхватывать мелодии, на ходу подстраиваясь к очередному артисту. А я, забыв про слезы, сидела и поглощала виденное и мысленно уже строила программу нового концерта.

1965 год. Опять новогодний карнавал: цыганский табор, пираты, исчадия ада… Аукцион (продавались «сипульки»). Выступления ряженых, потом парад масок, призы, хоровод и танцы вокруг елки.

23 февраля слабенький, бедненький концерт женскими силами. И веселый озорной концерт данный мужчинами в честь женского дня 8 марта. Силами мужчин: Одинцов, Герасимов, Косяков, Дмитриев, Ковальчук… Но все же не без женщин: культорг Э.И. Торгова была вхожа к ним и поставила с ними женский танец «Березка» в русских сарафанах, взятых напрокат из оперного театра. Успех колоссальный, зал ликовал. Именно этот концерт положил начало традиции – проводить ежегодные мартовские концерты. Позднее появились сценаристы, менялись исполнители, вышел на сцену музыкальный ансамбль во главе с Ю.А. Дядиным, ныне знаменитый.

Музыкальный ансамбль… Сколько опять же воспоминаний вызвало это сочетание. Сначала выбивала деньги только на баян. Потом появились некоторые инструменты из клуба «Академия»: саксафон, труба, ударные. Музыканты – разные приходящие люди. Идет борьба, чтобы удержать у себя и чужие инструменты и «прихожан». Отобрали. Выбиваем покупку своих. После очередного концертного успеха дирекция умиляется и разрешает покупку первоочередного инструмента. И снова хождение по мукам: дирекция – ОКП – магазин, везде препоны. Но за несколько лет не нытьем, так катаньем многое приобретено. И теперь многолико и профессионально звучит с нашей сцены.

Значит с 1965 года идут традиционные мартовские концерты. Два года концертов не было, т.е. это был двадцать первый. А всего, по моим подсчетам, в ИНХе состоялся 71 концерт. Это разного рода вечера, приуроченные к датам, событиям: новогодний, февральский, мартовский, первомайский, день Победы, день химика, открытия базы отдыха на Глухой, ноябрьские. А кроме того вечера поэзии, старинного романса… Не могут стереться из памяти такие вечера, как на тридцатилетие Победы, смотр народного творчества, День химика на сцене Дома Ученых, первый праздник песни. Запомнились из-за колоссальных усилий по их организации и большого успеха, нашедшего отклик даже за пределами нашего института.

Я надолго отняла ваше внимание, читатель, своими воспоминаниями. Но не могла не поделиться ими после столь приятного и даже скажу гордого чувства, возникшего во время мартовского концерта, за свой институт, за его самодеятельность, а она ведь и моя тоже. Ибо только в одном нашем институте она живет в ореоле славы, хотя когда-то начиналась она во всех институтах, но потихонечку угасла везде, кроме ИНХа и ИгаГа.

Осталось, правда, некоторое чувство недоумения:
1) К чему относится цифра «25»?
2) Вся сила 8-мимартовских концертов не столько в исполнителях, сколько в создателях сценариев. Это В. Бакакин и М. Бакакина, В. Логвиненко, В. Косяков, Э. Линов, В. Федоров, Б. Смоляков, В. Гришко. Мне кажется, всех их надо было отметить не только грамотами, но и памятными медалями. Думаю, что это маленький пробел, недодумка со стороны культкомиссии, если уж концерт был с какой-то стороны юбилейным.

Воспоминания. Г. Шамовская.

Писать о Нине Никифоровне и просто, и непросто… Просто - потому что очень многое вспоминается легко и восторженно. Непросто – потому что – что выбрать? Певунья, плясунья, поэт, да ещё и потрясающая женщина, которая в своей непростой жизни так много испытала, что не на одну жизнь хватит…

Я вспоминаю, как в далёком 1988 году летом путешествовала по Енисею. Одной из запланированных экскурсий была экскурсия по посёлку Ворогово, расположенному на красивейшем таёжном берегу Енисея. Привели нас в местный краеведческий музей, занимающий две-три комнаты в старой школе, и пожилой учитель истории стал рассказывать об истории края, о людях, попавших в разные года сюда на ссыльное поселение, кажется, даже декабристы там жили какое-то время. И вдруг на одном из стендов я вижу несколько фотографий, на которых узнаю Нину Никифоровну: молодую, красивую, в окружении людей. Конечно же, я спросила учителя об этих фотографиях, пояснив свой интерес тем, что знакома с Матвеевой. Я не помню ни имени, ни фамилии этого учителя, но я хорошо помню, с какой любовью и гордостью он рассказывал о Нине Никифоровне, родившейся и выросшей здесь, в Ворогово. О том, как помогала она ему собирать сведения об истории этого края, уже живя в Новосибирске; посылала ему всё, что ей удалось раздобыть по архивам и библиотекам. Я сразу вспомнила, как ещё раньше, в семидесятые годы, Нина Никифоровна иногда рассказывала нам в лаборатории, как хотелось бы ей восстановить утерянные родственные связи в своём роду, узнать как можно больше об уже ушедших поколениях, о том, какие разные и интересные люди были в их большой семье. И о том, как это для неё важно – знать свои корни, передать это знание своим детям и внукам. Она куда-то писала запросы, раздобывала старые газеты и журналы, где могла быть хоть какая-то, интересовавшая её, информация. Со стыдом и горечью я вспоминаю, что слушали мы её с некоторым недоверием, в пол-уха. Нам иногда казалось, что Нина Никифоровна, обладая богатой фантазией, что-то добавляет от себя, присочиняет, окружая ореолом героизма и романтики людей (родственников и не родственников), о которых что-то узнавала. Может быть, чуть-чуть так и было, но ведь это и не важно. Она делала кропотливую и трудную работу, в процессе которой узнавала не только про свою родню, но и про других людей, живших в Ворогово в разные годы. Так появились некоторые документы в местном краеведческом музее. К сожалению, в моей памяти не осталось ни фамилий, ни дат…. В памяти осталось чувство удивления и радости от знакомства с незнакомой Ниной Никифоровной.

Как много для Нины Никифоровны было в жизни самым важным. Самым интересным. Как истинная творческая натура, она делала всё самозабвенно, оставляя частицу своей души во всех делах, за которые бралась. Вот и на её родине, в сибирском поселке Ворогово, что стоит на самом берегу Енисея, живёт часть её души, её любви, её сердца.

Фотоархив

Неермолов Александр Филиппович (12.12.1923 – 21.04.2000).
Период работы в ИНХе: 1961 – 2000.
Инженер-конструктор, изобретатель.

Краткая биографическая справка

Александр Филиппович Неермолов родился 12 декабря 1923 года в селе Спасское Тамбовской обл.

Трудовую жизнь начал в 1943 году техником коротковолнового цеха Новосибирской дирекции радиовещания после окончания Новосибирского техникума радиосвязи.

В 1953 г. после двухлетнего заочного обучения переводится на дневное отделение Ленинградского электротехнического института связи им. профессора М. А. Бонч-Бруевича (ЛЭИС), который он с отличием окончил в 1956 г. После окончания направлен в Новосибирский НЭИС, где успешно работает зав. лабораторией на кафедре радиопередающих устройств.

В 1959 переходит в НИИ 82 (СИБНЕА), и вскоре его портрет появляется на доске Почета института.

26 сентября 1961 года “зачислен на должность ведущего инженера-конструктора СКБ Институту неорганической химии с окладом 160 руб. в месяц, с месячным испытательным сроком”. Получает трехкомнатную квартиру в Академгородке.

С января 1984 г. руководитель электронной группы СКБ ИНХ А.Ф. Неермолов числился “под псевдонимом” слесаря 5-го разряда сначала в ОГЭ, потом в КИПе, а с 1991 года — в группе 451. С февраля 1993 года легализован в должности ведущего инженера-электроника группы 451, где проработал до апреля 2000 г.

Воспоминания В. Величко

Родился 12 декабря 1923 года в селе Спасское Рассказовского района Тамбовской области. Русский, из семьи рабочих, беспартийный. Образование – высшее техническое. Специальность – инженер радиосвязи и радиовещания. Окончил в 1956 году Ленинградский электротехнический институт связи. Соавтор более 16 статей, 4-х изобретений, 12 докладов.

Почему биографии пишут, начиная со дня рождения, а не наоборот? Ведь человек ярче воспринимает сегодняшнюю жизнь, а уже потом, вместе с затухающей памятью, опускается в глубь своего прошлого.

Итак… В сентябре 2001 года исполнилось сорок лет как выдающийся инженер-электронщик А.Ф. Неермолов переступил порог Института неорганической химии. Но чуть раньше, 21 апреля этого же года, он вышел из института навсегда. Все эти годы он нес на своих плечах груз большей части «электронных» проблем и вопросов института. И ноша не была ему тяжела.

Вся его жизнь была творчеством в самом высоком смысле этого слова. Небольшая группа инженеров-электронщиков, как слаженный оркестр, под управлением Александра Филипповича трудилась не покладая рук. Кто же в институте не знает, что такое ПИТ – прецизионный изодромный терморегулятор, который послушно отслеживает и держит температуру в печи с точностью до 0.010. Наверное, нет у нас лаборатории, где бы не стояло несколько таких устройств. ПИТ нужен был всем без исключения. С него начались разработки установок для выращивания монокристаллов, где основным прибором является ПИТ.

И растят, растят кристаллы
И в ФИАНе, и в ИКАНе,
В Лиде, в Индии, в Италии,
В Ленинграде и в Болгарии,
В Феодосии и так далее…

Широко известны его разработки и в области исследования водных сред: глубоководные зонды, переносной иономер-солемер, станция «Вода - 10». Александр Филиппович был участником научно-исследовательских экспедиций Института Океанологии к берегам Америки, исследовал воды Тихого океана и на нашем Дальнем Востоке, принимал участие в работе по оконтуриванию пятна загрязнения от промстоков БЦЗ на Байкале.

Из каждой экспедиции он привозил массу впечатлений, слайдов и подарков. Мы устраивали по этому случаю в КБ чай с просмотрами слайдов, интереснейшими рассказами и хохмами. Заканчивались они обязательно хоровым исполнением любимых романсов, до которых он был очень охоч.

А.Ф. Неермолов обожал стихи. Он читал их без счета и по ходу всегда обращал внимание на удачные рифмы. Ценил мелодию стиха, глубокую мысль, юмор, интересные сравнения. Очень радовался находке. У него была богатейшая коллекция таких находок. Он берег и лелеял их, хвалился ими и всегда разрешал ими пользоваться. Приходил в восторг от отдельных слов и словосочетаний. Например, о деревне Салзан (на Байкале) он говорил: «Замечательное слово, язык тяжелеет, во рту не умещается»… Или: «Послушай слово Хамардабан (хребет в Прибайкалье), во нагородили!»

Его любимое изречение «Смотрим и удивляемся!» прилипло к нам навсегда. Когда у него что-либо просили, он неизменно отвечал: «Хапен зи гевезен и шнель, шнель, шнель», что означало – бери и беги… «Бери и не отказывай себе ни в чем», «Как вам папуас?», «У нас с собой (всегда) было» (это о настоечке, которая всегда у него была в заначке) – и много, много других крылатых выражений.

Иногда Александр Филиппович писал стихи. На 8 Марта, на юбилеи (и только женщинам). Вот из него: «Сделай, создай, расцелуй и рискни // Только сейчас иль в ближайшие дни!» Казалось, он всегда был под знаком вдохновения как под кайфом. И хотел, чтобы другие тоже это испытывали. И многое делал для этого. Первая акустическая установка в конференцзале с динамиками на потолке – целиком и полностью детище Александра Филипповича.

Он ничего не бросал на полдороге. Не успел закончить, а уже совершенствует. Он умел разобраться в любой ситуации, подсказать и посоветовать. К нему шел весь институт. Шли и из других институтов. О нем ходили легенды как о кудеснике, желающем и умеющем научить любого человека, передать ему все, чем владеет сам. Он гордился успехами своих подопечных больше, чем своими.

Про Александра Филипповича можно говорить много и все в превосходной степени. Да он и был таким. Он всегда был в движении. Лыжи – от первого снега до первой травы, бег трусцой в компании и без, пешие переходы в институт, в сад, на природу. Когда-то у него была моторная лодка… Когда заходит солнце, светят звезды. Александр Филиппович – звезда первой величины. Он светит.

О НЕЕРМОЛОВЕ АЛЕКСАНДРЕ ФИЛИППОВИЧЕ. В. Герасимов (23-26 мая 2003)

Жизнь привлекательна уже тем, что каждый сущий в ней неповторим своим мироощущением и самовыражением, умением увлекать и готовностью увлекаться, искусством слушать и слышать, способностью радоваться и делиться радостью. И всякий раз эти и другие замечательные черты соединяются в различных сочетаниях и пропорциях, нередко иные качества могут отсутствовать или даже проявляться в противоположном, отрицательном смысле. Если же у кого-то все это в плюсах и заметно превышает фоновый уровень, то вам повезло на интересного друга, коллегу или собеседника.

Вот так и мне повезло многие годы знать и работать с Александром Филипповичем Неермоловым. А началось наше знакомство еще в мои студенческие годы, когда А.Ф. преподавал на кафедре радиопередающих устройств, а в стране начиналась знаменитая «оттепель». Происходило это во вновь организованном вузе Мин.связи (ныне там готовятся отметить уже 50-летие), куда пригласили маститых специалистов старой школы и относительно молодых головастых практиков из разных «контор» и «шарашек» столицы Сибири и ее окрестностей от Питера до Паужетки.

Неермолов в самом начале войны окончил техникум связи, но при комплектовании сибирских дивизий его «забраковали» - со школьных лет он носил очки. А потом удерживали по брони как необходимого спеца в системе приемо-передающих радиоцентров Новосибирска. К моменту нашей встречи он отработал с десяток лет на радиоцентрах, окончил Ленинградский институт связи (он называл его «Бонч», потому как ЛЭИС - имени Бонч-Бруевича). Среди преподавателей Неермолов был своим и на других профилирующих кафедрах: приемных устройств, телевидения, антенн и распространения радиоволн.

Он был заметен как по своей фактуре - высокий стройный брюнет с волнистой шевелюрой и пытливым «вострым» взглядом, -так и манерой держаться - свободно и живо излагал свой материал, был подвижен, даже порывист, остроумен и находчив в любой ситуации. С ним было интересно и студентам, и коллегам. Острые на язык студентки звали его между собой «Танцующий пират» (был в те времена бесшабашно-жизнерадостный фильм с таким названием испанского или латиноамериканского производства, где главный герой с зажигательными танцами и песнями преодолевал удары судьбы в компании грубых пиратов). Очень меткое было это прозвище. А.Ф., когда узнал об этом (уже в ИНХе), был в восторге и, как мы это видели, всегда безоглядно соответствовал этому определению.

Ну и, конечно, в 1961 году его пригласил в ИНХ бывший студент и коллега Лев Границкий, умница, любимец женщин и прочей публики, непоседа и генератор безумных идей, которыми он увлекал нужных ему людей, и потому идеи эти в большей части «причесывались» и обретали реальность. (Чуть позже и я оказался в ИНХе по этой же цепочке.)

Начальником КБ в те времена был Александр Филиппович Корецкий, а главным конструктором - Пельман Леопольд Григорьевич. Поскольку имя-отчество у начальника КБ и ведущего конструктора оказались одинаковы, дозволялось Корецкого А.Ф. называть Ермоловым, а Неермолова А.Ф. - Некорецким. Такие шалости украшали будни и порождали новые шутки, например, по поводу Пельмана и пульмана, Шульмана и кульмана. В «кумпании» электронщиков КБ сложилась доброжелательная творческая атмосфера. Лидером во всех смыслах был Филиппыч, как мы называли А.Ф., тогда как все прочие звались по именам. Но лидеру обязаны были соответствовать. Старались!

Разрабатывались в КБ несколько больших проектов: автоматизированные установки для спектрального анализа, для исследования экстракции, рентгеновский спектрометр, а еще - бесчисленное многообразие источников питания, стабилизаторов и терморегуляторов. Эти пеклись как блины, и ныне еще случается с изумлением встречать где-нибудь в реликтовых лабораториях изделия тех времен. Предметом особых забот и шуток была разработка нескольких приборчиков для исследования ПАВ, поскольку проблема ассоциировалась с мылом и пеной.

С приходом в ИНХ Васильева Я.В. появилось новое интересное направление работ в КБ. При этом заказчик фактически стал руководителем разработок и элегантно привил особое уважение к своим заказам (и к себе!). Образовался тандем Васильев-Неермолов, определивший всю дальнейшую деятельность А.Ф.

Однако, в эти же времена возникали достаточно продолжительные «зигзаги» в увлечениях А.Ф. Один из них, с Крюковым П. А., увенчался многомесячным тихоокеанским круизом через Японию, Гавайи, США, Перу и остров Пасхи, а также экспедициями на гидротермальные источники Камчатки. «Флирт» с СИБИЗМИРом провел Неермолова водным путем из Красноярска через Енисей, Севморпуть, Беломор-Балтийскую и Волго-Донскую системы в Черное море, далее через Кавказ на Каспий и потом, железной дорогой, через Среднюю Азию в Новосибирск (широтные исследования космических излучений).

Эти экзотические маршруты были обеспечены кропотливой предварительной работой, которую А.Ф. выполнял всегда увлеченно и с полной самоотдачей, как и все, что доводилось: застолья, песнопения, прогулки и беседы. Казалось, у него не было невзгод, он никогда не жаловался на быт, здоровье, начальство или дураков, хотя был нетерпим к хамству, лицемерию, лености, лживости и жадности. Все это пресекалось при малейшем проявлении и отвергалось со всею силою слова и презрения, которыми он владел изрядно. Он был естественен всегда, легко делился своим опытом, с живым интересом воспринимал мнение других и все новое, никогда не опасался «потерять лицо», а если случались «промахи», то это было дополнительным поводом повеселиться.

Именно отсутствие какого-либо чванства, рефлексирования или комплекса неполноценности создавало вокруг Филиппыча особую ауру доброжелательности и свободы. Особо хочется отметить его любовь к изящной словесности, афоризмам, песнопениям в компаниях и всяческому жизнерадостному времяпрепровождению. Уже в зрелые годы он увлекся легкой атлетикой, лыжами, участвовап во всех институтских мероприятиях, имел очень приличные результаты.

И, конечно, в семье у Неермоловых всегда была та же атмосфера доброжелательности, добродушного острословия, гостеприимства, благополучные, беспроблемные дети и внуки...

«Если хочешь быть счастливым - будь им!» Это классическое наставление полностью соответствовало образу жизни и мыслей Александра Филипповича.

Я полагаю, он прошел счастливо свой славный путь (12.12.1923 - 21.04.2000), занимаясь любимым делом, общаясь с приятными людьми и щедро рассыпая искры своего оптимизма и жизнелюбия.

Инженер А.Ф. Неермолов (1923–2000). Я.В. Васильев

Настоящих людей так немного…
Б.Окуджава

В далекие советские времена в ИНХ было свое СКБ – специальное конструкторское бюро, а в СКБ – группа электроники. Начальником СКБ сначала был фронтовик Леопольд Григорьевич Пельман, затем Игорь Георгиевич Ларионов, ну а душой небольшой группы электроники был Александр Филиппович Неермолов. “Бумажная” продукция СКБ воплощалась в макетные образцы в мастерских и КИПе института, а затем в изделия на Опытном заводе СО РАН. Мастерские были завалены заказами, а на Опытном заводе были “квоты”, за которые боролись институты.

От прибора к системе управления

С Александром Филипповичем меня связало многолетнее и плодотворное сотрудничество. Всё начиналось с решения частных задач, — со схем автоматизации установки для измерения магнитной восприимчивости. Постепенно стало ясно, что некоторые удачные технические решения представляют общий интерес, поэтому следующим естественным шагом был переход к тиражированию приборов на Опытном заводе СО РАН. Так возникла разработка серии прецизионных регуляторов температуры, завершившаяся выпуском модельного ряда ПИТ3. Нужно иметь в виду, что в то нерыночное время импорт был практически невозможен, российское научное приборостроение находилось на крайне низком уровне, так же как и элементная база электроники. Поэтому появление надежного и простого в эксплуатации прибора, который по функциональным возможностям превосходил зарубежные образцы, хотя и уступал им по сервисным возможностям, дизайну, габаритам и пр., позволило поднять уровень многих экспериментальных работ сначала в ИНХ, затем в институтах СО РАН, а позднее и в других организациях. Не удивительно, что прибор стал пользоваться большим спросом, но поразительно, что электронный прибор, разработанный более тридцати лет тому назад, можно и по сей день увидеть работающим!

Шаг за шагом эта деятельность приняла систематический характер, сформировалось направление. Когда в институте вплотную подошли к задаче автоматизации ростовых процессов, потребовалось почти с нуля разработать не прибор, а систему управления, включающую несколько локальных контуров регулирования и целую гамму устройств. Браться за такое дело в химическом институте с группой электроники из 4-х человек казалась авантюрой. Но разговоры о том, что Институт вступал в безнадежную конкуренцию с отраслевыми НИИ, в которых автоматизацией занимались целые отделы, не остановили А.Ф Неермолова. Благодаря его таланту, умению до конца использовать возможности, заложенные в электронных компонентах, способности отойти от канонов при выборе технических средств и во время использовать новейшие достижения техники, ИНХ не только успешно решил эту задачу, но и оказался в лидерах.

Значимость, влияние А.Ф. Неермолова на дела Института отнюдь не определялись его должностным статусом, Участие А.Ф. во многом определило вектор развития ростовой тематики. Но, конечно, эта тематика только одной, пусть самой значительной, из сфер его многогранной деятельности. А.Ф. разрабатывал электронику для рентгеновских спектрометров, для приборов для исследования водных сред, участвовал во многих научных экспедициях института. Трудно переоценить роль А.Ф как добровольного консультанта работников КИПа, а также сотрудников лабораторий, в которых имелось оборудование, оснащенное сложными электронными устройствами. он активно включался в общественные дела института, и невозможно перечислить всё, где его участие оставило долгий след.

Инженер с большой буквы

Во многом успехи А.Ф. Неермолова связаны с активным владением теорией и способностью постоянно углублять и расширять свои знания по мере решения тех или иных конкретных задач, а также способностью в нужной мере вникать в сущность смежных областей. А.Ф. пришел в ИНХ в 1961 году специалистом по радиосвязи, имея за плечами более 15 лет стажа работы по специальности на разных должностях, включая эксплуатацию радиостанции, преподавание в вузе и работу в закрытом НИИ. Уже работая в ИНХ, А.Ф. изучил основы теории автоматического регулирования и измерительной техники. При этом, в отличие от большинства собратьев по цеху, А.Ф. Неермолов считал необходимым разбираться в физических основах действия устройств – автоматизируемых объектов, датчиков, исполнительных механизмов, систем ВЧ нагрева и т.д., овладел тем, что называют системным подходом.

Одно дело быть прослыть первым специалистом-электроником среди химиков, другое – стать выдающимся инженером, признанным в профессиональной среде, а именно таким был Александр Филиппович. Такая иллюстрация. На волне популярности регулятора ПИТ3 к ИНХу обратились специалисты ГИРЕДМЕТа, надеясь с помощью этого прибора решить проблему регулирования теплового режима процесса роста кристаллов КРТ (Cd-Hg-Te). Приехав в подмосковный Подольск на Опытный завод ГИРЕДМЕТа для запуска прибора, А.Ф., как всегда, сначала основательно вник в устройство и работу технологической установки. Повозившись с аппаратурой, А.Ф. вскоре показал изумленным заказчикам, как задача решается имеющимися в отделе автоматизации ГИРЕДМЕТа средствами, лишний раз продемонстрировав себя специалистом по регулированию температуры, а не по конкретному прибору.

Таких “пришел, увидел, победил” было немало. Мне пришлось быть свидетелем подобных сцен в НИИМВ в Зеленограде, в Московском институте стали и сплавов, на заводе ГОСМЕТР в Ленинграде, в Институте Монокристаллов в Харькове и т.д. и т.д. Другие примеры. После того, как в ИНХ самостоятельно решили задачу весового контроля процессов роста кристаллов, приглашенные на конференцию в Новосибирск ведущие ученые московского ЦНИИ комплексной автоматизации МИНПРИБОРа, которые были пионерами метода в СССР, наконец, решились поделиться с нами своими техническими “секретами”. Гости показывают А.Ф. схему дифференциатора медленных сигналов. А.Ф. в ответ объясняет, как задача решается проще и лучше, и, не заботясь о дипломатии, заявляет: «Если у вас есть что-либо действительно интересное, давайте к нему и перейдем». Когда в Ленинграде на конференции по механотронике А.Ф. показал свой подход к управлению вентильными моментными двигателями ведущему разработчику из аэрокосмического НПО “Ленинец” профессору А.Г. Микерову, тот только развел руками: “Так вы все можете делать сами, наша помощь вам не нужна”.

* * *

При фантастической результативности А.Ф. отнюдь не был трудоголиком. Дело не только в том, что он любил и умел отдыхать, был человеком многогранных интересов, а еще в культуре труда. Никакого фанатизма не было в его работе, она не была для него наркотиком. Он всё делал увлеченно, красиво, даже с некоторым артистическим шиком, сохраняя при этом рационализм и ясное осознании цели. В самых трудных и цейтнотных ситуациях он не терял головы и не раздражался и вдобавок умел во время остановиться, чтобы обдумать проблему. Зато, бывало, мог расстроиться по пустякам.”Вот не могу себя просить - сжег прибор”. А “прибор” — копеечный списанный миллиамперметр.

При всей своей общительности и коллективизме Александр Филиппович всегда оставался в высшей степени независимым человеком. Когда-то я стал терзать его своими сомнениями, а не столкнул ли я его на ложный путь. А.Ф. отреагировал сразу: “Обо мне не беспокойтесь. Все решения я принимаю сам”. В то время А.Ф. работал в СКБ. Когда в реформенные перипетии по штатному расписанию Александр Филиппович оказался моим подчиненным, это никак не повлияло на его независимое поведение. Как и раньше, чтобы А.Ф. взялся за дело, достаточно было обсудить с ним существо и значение задачи, раскрыть её связь с общими задачами Института. Правда, от тех, кто вздумал управлять его талантом начальственными указаниями, довелось слышать: “Хороший специалист, но характер – тяжелый”.

Его выбор – самому заниматься творческой работой, конкретными делами, конкретными техническими разработками, его целью всегда были дело и результат. Именно благодаря этому он на протяжении всей жизни сохранял острый ум и способность к творчеству. Однажды, когда А.Ф. отказывался в очередной раз от руководящего поста, некий начальник, который при низком росте ухитрялся смотреть на подчиненных сверху вниз, стал ему объяснять, что всякий уважающий себя человек должен стремиться к карьерному росту. Всегда вежливый Александр Филиппович вдруг резко перешел на “ты”: “Милый мой, неужели ты думаешь, что если бы я хотел быть начальником, я бы им не был?”

Одно из таких нонконформистских решений – отказ от защиты диссертации. Были не только публикации и высокая оценка профессионалов, был написан “том”, который оставалось только “причесать”. Но, в какой-то момент, А.Ф. заявил, что предстоящая процедура ему не по душе. При этом он ничуть не сожалеет, что проделал огромную работу по подготовке текста, так она помогла ему систематизировать результаты, продвинуться в теории и т.д…. Тогда сама мысль отказаться от защиты, имея в руках написанную диссертацию, казалась всем дикой, не говоря о том, что в то время “остепенение” было единственным способом увеличить зарплату.

Независимость образа мысли, подходов, сказалась на характере его технических решений. Он ставил во главу угла поиск наилучшего решения задачи, и не стремился к оригинальности ради оригинальности, не искал решений, “не имеющих аналогов”. С годами А.Ф. сумел преодолеть синдром “придумано не нами” и научился безжалостно отказываться от своих “придумок”, когда наталкивался на уже известное решение, если оно было лучшим. Поэтому его разработки отличала подлинная оригинальность.

Он терпеть не мог “наворотов”, у него была страсть добиваться нужных функций приборов и систем предельно простыми техническими средствами. Сделать квадратор напряжения на двух пассивных элементах – да такое никому и в голову не придет! Один из последних подобных примеров – программатор геометрии кристалла на простых пересчетных микросхемах.

Тогда всем, и конечно, Александру Филипповичу, было ясно, что время этих схем ушло, и что нужно переходить на вычислительные системы. Тем не менее А.Ф. решил сделать на старой технике ’”времянку” пока идет освоение компьютерных систем. Ему предрекали, что схема получится безнадежно сложной и громоздкой, но он нашел невероятно простое и изящное решение для аппроксимации нужных функциональных зависимостей на “пересчетках” и, в итоге, производственные ростовые установки до сих пор работают на этой схеме, непревзойденной по надежности.

Кстати, в своем духе, постепенно АФ отказался от оформления изобретений. Процедура проталкивания изобретения через все стадии, когда для эксперта из ВНИИГПЭ хитро закрученная косноязычная словесная формулировка становится важнее идей и подлинных достоинств изобретения, вызывала у него невыразимое отвращение и выводила из того творческого состояния, которое для него было превыше любых внешних признаний.

А.Ф. любил и умел добиваться надежности и удобства эксплуатации разработанных изделий. От него нельзя было услышать, что те или иные упущения в разработке связаны с тем, что заказчик упустил некие требования в техническом задании.

Ёще один штрих. Александр Филиппович щедро дарил идеи. Такой пример. Когда на Феодосийском приборостроительном заводе внедрялся регулятор ПИТ3, я заметил, что заводчанам кажется, что они сами добрались до технических решений по усовершенствованию прибора, на которые их навел А.Ф.. “Зато они будут лучше продвигать дело, считая прибор своим, а мы сможем заняться другим делом”, — отреагировал АФ. И действительно, вскоре заводское КБ стало действовать инициативно, создав на базе нашего прибора серию регуляторов РИФ.

К своему здоровью А.Ф. относился также толково, по-хозяйски, рационально, как он делал всё; словно содержал в порядке не собственный организм, а сложный прибор. Мало кто знал, что этот жизнерадостный человек долгие годы прожил с тяжелой болезнью крови, при которой средняя продолжительность жизни всего три года. Одного этого диагноза другим было бы достаточно, чтобы пасть духом и сделать невыносимой свою жизнь и жизнь окружающих. А.Ф. тогда сказал: “А я все время всегда буду считать, что у меня болезнь только что обнаружили и у меня всегда впереди еще три года”. Он всё изучил, пунктуально соблюдал все рекомендации, но главную ставку сделал на свой активный стиль жизни. Был спортивным не только на лыжне. Зимой носил легкую куртку, так как не ходил, а почти бегал. Как-то во время командировки в Феодосию мы с ним собрались на морскую экскурсию. С утра выкупались, подошли к пристани, где покупали билеты, и узнаем, что теплоход идет от другого причала. Настроение испорчено, но А.Ф. командует: “Да тут и трех километров не будет, а у нас еще целых 15 минут. Побежали”. И потом: “Нормальная пробежка, теперь можно и посидеть на этом теплоходе”.

Он работал, сохраняя бодрость духа, до последних своих дней в прямом смысле этих слов. В последний свой приход в ИНХ в апреле 2000 года он еще что-то исправил, был как всегда приветлив, интересовался окружающим. Восхищался работой приобретенного лабораторией цифрового фотоаппарата. Через несколько дней его не стало…

Как сказал классик, “решающую роль в работе играет не всегда материал, но всегда мастер”. Сегодня, когда технические средства электроники шагнули далеко вперед, разработанные А.Ф. Неермоловым приборы продолжают работать, и им нет достойной замены. Они сработаны добротно, с любовью к делу, которую не могут заменить никакие “рыночные рычаги”. Может быть, поэтому одно его присутствие в коллективе уже благотворно меняло климат. Нам крупно повезло, что такой высококлассный специалист и обаятельный человек прирос к нашему химическому институту.